Гузанов В. Командирован морским министерством… «Морской сборник», 1997, №6, с.94-96. |
|
Издание:
"Морской сборник"
|
Год:
1997
|
Месяц:
6
|
День:
|
|
|
Персонажи:
|
Вышеславцев А.В.,
Гончаров Иван Александрович,
Гончаров Иван Александрович,
Григорович Дмитрий Васильевич,
Давыдов Василий Федорович,
Даль Владимир Иванович,
Данилевский Г.П.,
Константин Николаевич,
Краббе Николай Карлович,
Льховский Иван Иванович,
Максимов Александр Яковлевич,
Максимов Сергей Васильевич,
Мельников Павел Иванович,
Островский Александр Николаевич,
Пирогов Николай Иванович,
Писемский Алексей Феофилактович,
Потехин А.А.,
Путятин Евфимий Васильевич,
Рыкачев Николай Александрович,
Станюкович Константин Михайлович,
Шекурин А.,
Щукин Н.,
Яновский Б.В.,
|
|
|
|
|
Иллюстрации:
|
Содержание:
Несколько раз мне приходилось заниматься поиском документов в Токийском военном архиве исследовательского института обороны Японии. Помогал мне в этой нелегкой работе научный сотрудник архива Норитака Китазава. Я знал о давней любви японского ученого к "Морскому сборнику", из которого он черпал нужный ему материал по истории российского флота. Китазава-сан высоко ценил различные публикации в журнала, но больше всего он восхищался тем, что в нем печатались известные русские писатели и даже считали за честь быть его авторами. Китазава-сан назвал из их числа несколько хорошо известных всем имен, пришедших ему на память: Иван Гончаров, Владимир Даль и Константин Станюкович, а других вспомнить не смог, хотя всегда желал лучше познакомиться с их творчеством.
К чему я говорю об этом? А к тому, что где-то далеко, на Японских островах, живет ученый, который напомнил мне, постоянному автору "Морского сборника", что в России было время, когда этот журнал занимал особое место в общественно-политической жизни страны и его публикациями по проблемам флота интересовались широкие слои российского общества. Причем немалую роль в этом играли известные русские литераторы, о которых не грех вспомнить сегодня.
6 июня 1997 г. Россия должна, по идее, отметить 185-летие со дня рождения Ивана Александровича Гончарова. Но чует мое сердце, что у нас в стране и сегодня немало обломовых, которым не до подобных юбилеев. К тому же мешают новые идеологические обручи, и писатель-патриот Гончаров ныне не в почете, а потому оказался изгнанным из школьных программ на задворки литературы для внеклассного чтения. И может стать, что, кроме романа "Обломов", новому поколению не будут ведомы другие его произведения. А ведь есть "Обыкновенная история", которой зачитывалась просвещенная часть России и даже царствующий дом, Один из решительных сторонников преобразований в государстве и будущий шеф флота Великий князь Константин Николаевич увидел в этом произведении проблеск сознания в.рутинной державе и необходимость напряженного труда для обновления России. Такому человеку он решил доверить депо государственное и не ошибся. Каждодневные путевые заметки во время кругосветного плавания в должности секретаря вице-адмирала Е.В.Путятина вылились у Гончарова в непревзойденную доселе художественно-публицистическую прозу - "Фрегат "Паллада".
В предисловии к серии очерков сам автор писал: "История плавания... корабля, этого маленького русского мира с четырьмястами обитателей, носившегося два года по океанам, своеобразная жизнь плавателей, черты морского быта - все это... само по себе способно привлекать и удерживать симпатии читателей". Нет, писатель не ставил, себе целью поднять паруса на государственном корабле-державе и указать курс, куда плыть дальше. Его задача была проще - показать, что жизнь не стоит на месте. К тому же общественность страны жила ощущением, что вот-вот появится литературный герой из среды военных моряков, неважно, будет ли он офицером или матросом, главное, чтобы были обозначены его национальные черты. Поэтому писатель хотел соединить в своих героях народное и личностное. И пусть не все удалось Гончарову во "Фрегате "Паллада", но он по-своему сумел сказать об этом нечто весьма существенное.
Известно, что у Ивана Александровича было не так много друзей, с которыми он переписывался, но в ряде писем упоминается имя Ивана Ивановича Льховского - молодого литератора и критика, участника литературно-художественного кружка Майковых. Он окончил Санкт-Петербургский университет и прошел путь от корректора до управляющего типографией Морского министерства. Даже казенная квартира, которую он занимал, находилась в здании Адмиралтейства. Здесь печатались "Морской сборник" и книга "Фрегат "Паллада". Льховский, набравшись смелости, решил посоветовать Гончарову, как "подать" книгу читателю и выразил готовность написать предисловие. Это не шокировало Гончарова. Наоборот, он написал Льховскому: "Вы лучше всех поняли, как надо смотреть на мои путевые записки; мне хотелось, чтобы Вы растолковали это другим, - и Вы дали образчик блистательной дружбы и литературного такта".
Однажды в разговоре, а было это летом 1859 г., Гончаров сказал Льховскому, что готов помочь ему, если тот тоже хочет пуститься в кругосветку. Сказано ■ сделано, и осенью Льховский на корвете "Рында" отправился в плавание по маршруту, близкому к выполненному фрегатом "Паплада". К сожалению, он опубликовал в "Морском сборнике" всего лишь два путевых очерка: "Сан-Франциско" и "Сандвичевы острова". В них, поддерживая литературные традиции "Фрегата "Паллада", Льховский тоже проявил широкий кругозор и человечность по отношению ко всему увиденному им, Привезенный материал "тянул" на книгу, и это отмечал Н.А.Рыкачев в рецензии по поводу издания очерков, но дальнейшей работе автора помешала тяжелая болезнь, от которой он скончался в возрасте 38 лет.
С легкой руки Гончарова литература "морских путешествий" постепенно стала заполнять страницы набиравшего авторитет "Морского сборника". Вскоре появился юный Константин Станюкович с очерком "Жизнь в тропиках". В чине гардемарина он уже имел свое суждение о моряцкой доле и стремился распространить положительный опыт корабельной службы на корвете "Калевала", которым командовал участник Севастопольской обороны капитан-лейтенант Василий Федорович Давыдов. За десять месяцев службы на "Калевале" Станюкович ни разу не видел, чтобы офицеры и боцмана прибегали к телесному наказанию матросов. Будущий писатель приводит слова матросов: "Про нас неласковое слово, коли в чем виноват... обидней всякого линька... совесть не свой брат". Так гардемарин старался убедить офицеров через журнал "Морской сборник", что "матрос такой же человек, как и мы, если еще не лучше".
Я сознательно не касаюсь последующего творчества Станюковича, оно требует глубокого исследования. Здесь же дан штрих, поскольку его имя связано с 'Морским сборником". Думается, более пристального внимания в контексте рассматриваемого нами вопроса заслуживают писатели, которые создали одно-два произведения маринисти-ки, не ставших достоянием широкого читательского круга. "Морской сборник" в "неофициальной части" публиковал в 1855 -1858 гг. этнографические очерки Н.Филиппова "Поездка к берегам Азовского моря летом 1856 г.*, А.Шекурина 'Пути к устью реки Амур", Н.Щукина "Поездка на туранские горячие воды", А.Писемского "Морская поездка" и "Путевые очерки".
Любопытная деталь. Великий князь Константин Николаевич помимо Алексея Феофилактовича Писемского хотел привлечь к работе Павла Ивановича Мельникова, писавшего под псевдонимом Андрей Печерский. Для начала Великий князь попросил составить для него "Записку о русской расколе", что и было сделано в 1857 г. Прочитав ее, Константин Николаевич сделал для себя вывод: писатель не считает раскол опасным для государства, а поэтому находит его преследование излишним и даже вредным. Такой взгляд совпал с точкой зрения либерализации официального курса правительства и, естественно, со взглядом самого великого князя. Мельников-Печерский был приглашен к управляющему Морским министерством Н.К.Краббе за командировочным предписанием. В приватной беседе выяснилось, что дед писателя был морским офицером.
Но, как говорится, пути Господни неисповедимы. В тот же год "Русский вестник" напечатал повесть Мельникова-Печерского "Старые годы". В основе ее сюжета - восторженный рассказ старого слуги о буйствах и злодействах барина-самодура. Льховский, написав рецензию на эту повесть, назвал ее "глубоко поэтической панихидой над нашими беспутными годами". Однако кому-то произведение не понравилось, и поездка Мельникова-Печерского была отложена. А вскоре выяснилось, что по верхней Волге по командировке Морского министерства поедет Александр Николаевич Островский, а по нижней Волге до Астрахани - А.Ф.Писемский. Вот такой получился расклад.
Командировка Островского была прежде всего оценена театральной общественностью. Драматург жил в Замоскворечье, круг действующих лиц его произведений ограничивался Московской губернией. А тут такой простор - Волга от Твери до Нижнего Новгорода. Несколько месяцев, проведенных среди мелкого чиновничества, купцов, приказчиков, шкиперов барж, капитанов пароходов, палубных матросов Товарищества Волжского пароходства "Самолет", пополнили записные тетради Островского живыми впечатлениями, расширили и углубили знания русского быта в художественном выражении - в метком слове и сказке, в исторических преданиях и песнях, в нравах и обычаях. Все это отразилось в последующих драматических произведениях Островского. Ну, а читатель "Морского сборника" довольствовался отчетом о поездке Александра Николаевича в Тверь, Кострому, Ярославль, Кинешму, Рыбинск, Нижний... К сожалению, большая часть написанного осталась в тетрадях драматурга. Спустя 30
лет Сергей Васильевич Максимов, известный в те годы очеркист, этнограф и путешественник, обработал материалы Островского и подготовил их к изданию, но, как сегодня говорится, спонсора не нашлось.
Писатель Писемский был весьма самобытной личностью. Окончив физико-математический факультет Московского университета, он вдруг почувствовал, что спор о "физиках и лириках" не для него, и ему надо бросить все и заняться беллетристикой. Первый же его роман "Боярщина" не был напечатан по цензурным соображениям. Молодой писатель мог стать, по советским меркам, диссидентом, так как его рукопись ходила по рукам в списках. Трудно сказать, как долго это продолжалось бы, если бы в петербургских и московских кругах не заговорили о том, что великий князь Константин Николаевич изъявил желание привлечь внимание общества к флоту. Писатель откликнулся на призыв, совершив путешествие в Астрахань. Первый его очерк "Морская поездка" был сразу же опубликован в "Морском сборнике" в 1856 г. Следом или почти следом напечатали и "Боярщину". Скандальную историю имел и другой роман Писемского - "Взбаламученное море". Но для нас, спустя столетие, важно, что такой знаменитый писатель был, пусть на короткий срок, автором морского журнала.
Он, наверное, и не мог стать писателем-маринистом. И не потому, что мили называл верстами и допускал другие ляпсусы в использовании морской терминологии - просто душа Писемского была далеко не морской. Я процитирую лишь маленький отрывок. Писатель поехал на Бирючью косу - это почти Каспий. Разыгрался шторм. Волны поднимались все выше и выше. И он записал: "Господи, настанет ли когда-нибудь такая счастливая минута, когда я буду там, на земле, не буду чувствовать этого неприятного покачивания, не буду видеть этих сероватых, как бы белой гривой взмахивающих волн и... стану спокойно беседовать на диване, а не на скверной бударке, юлящей туда и сюда". Думается, что под этими словами мог бы подписаться и Дмитрий Васильевич Григорович, автор путевых очерков "Корабль "Ретвизан".
Узкие рамки журнальной статьи не позволят мне описывать плавание маститого писателя Григоровича вокруг Европы и годичное пребывание "Ретвизана" в составе Средиземноморской эскадры. Отмечу лишь, что главной целью командированного литератора было "...рисовать корабельную жизнь, схватывать общие черты стран, мимо которых проходим, наблюдать обычаи чужеземных берегов и... стараться, по возможности, вести параллель между этими обычаями и обычаями нашего родного берега".
Надо сказать, что Григорович справился со своей задачей. По всему видно, писатель старался, чтобы его путевые очерки отличались от "Фрегата "Паллада". В частности, Григорович большее внимание уделяет выявлению в корабельной жизни новых важных черт. Эта новизна заключается, прежде всего, в стремлении автора "Антона-горемыки" присмотреться к матросской массе, понять смысл морской службы, задуматься над актуальными проблемами развития русского флота.
"Уже самая жизнь матроса, - пишет Григорович, - невольным образом подготовляет его к развитию. Ум его работает несравненно больше, чем у обыкновенного солдата, матрос редко или, вернее, никогда не действует в массе; он работает отдельно, действует лично сам по себе и за себя; ум его постоянно на сторожке, внимательность возбуждена беспрестанно. В морской службе... достаточно одного неосторожного, необдуманного действия, одного отдельного лица, чтобы испортить целое важное распоряжение; естественно, что при таких условиях умственные способности постоянно изощряются, ум не может спать, "встряхиваются мозги", как говорится". Разумеется, у Гончарова ничего подобного в очерках не найдешь. На такую положительную характеристику матроса отважился лишь Григорович.
Дальше - больше. Он предлагал капитанам кораблей обучать матросов не только географии, но и грамоте. При этом совет писателя был принят Морским министерством. В "Морском сборнике" за 1859 г. в разделе "Библиография" вышла редакционная заметка, в которой говорилось: "Популярность морского дела, как и всякого другого знания, отчасти зависит от литературы. Если у нас почаще будут появляться такие произведения, как "Фрегат "Паллада" Гончарова и "Корабль "Ретвизан" Григоровича, то публика наша легко и незаметно познакомится с бытом и языком моряков".
Упомянутые писатели-реалисты, как уже говорилось, познакомили читателей с матросской жизнью, но почему-то "стеснялись" говорить открыто об офицерах. А если кого-то и называли, то зашифровывали имена инициалами. Например, старший офицер "Ш" или лейтенант "В". Лишь капитан 2 ранга Александр Яковлевич Максимов пошел дальше этих мастеров слова. Несмотря на ощутимое вли-яние Гончарова, в очерке "Вокруг света" видна профессия его автора - офицера флота, что отражается в живо написанных им картинах корабельного быта. Отправляясь в кругосветное плавание в 1872 г. на корвете "Аскольд" гардемарином, он, как и Константин Станюкович на "Калевале", умно и неослабно наблюдал за своими сослуживцами, записывал яркие
А.Я.Максимов
факты, которые могли бы пригодиться в будущем. На "Аскольде" Максимов выделялся из общей офицерской кают-компании начитанностью, не ограничиваясь знаниями, полученными в морском корпусе; он читал запоем книги, пополнял свою библиотеку по всем отраслям знаний. Можно себе представить, какую путаницу все это образовывало в голове юного гардемарина. Корвет "Аскольд" совершил свой переход на Дальний Восток через Огненную Землю и Тихий океан. Осенью 1873 г. Максимов был произведен в первый офицерский чин - мичмана. Произошло изменение и в службе: его назначили ротным командиром в экипаж Сибирской флотилии. Появилось больше свободного времени для литературной работы. Первоначально его путевые очерки назывались "Вокруг света. Плавание корвета "Аскольд". И мог ли он думать, что уже в двадцать два года получит литературное признание! Но читателям полюбились трогательные образы русских матросов и офицеров, готовых жертвовать собой ради товарища и ради корабля. Кроме того, в офицерах автор подметил одну важную черту - свободный дух 60-х годов XIX в., когда некоторые из них, дав вольную своим крестьянам, пытались и на корвете облегчить жестокую каторгу, на которую был обречен матрос. По сути дела, молодой писатель Максимов открывал новую страницу в маринистике. Иначе говоря, он оберегал незапятнанную честь Андреевского флага, никогда не склонявшегося ни перед противником, ни перед соперником.
Здесь я снова обращусь к авторитету Н.А.Рыкачева, современника этих писателей-маринистов. "Было время, - пишет он, - когда русская публика знала море из одних только романов Фенимора Купера и капитана Мариета; о наших мореплавателях имели тогда самое смутное понятие и едва подозревали, что у нас есть флот и есть моряки, есть несколько тысяч людей, житейская обстановка которых не та, что прочих смертных. Время это миновало благодаря "Морскому сборнику", книге Гончарова, путевым запискам Вышеславцева, Максимова и Льховского. Теперь у нас начинают интересоваться морской жизнью, начинают знакомиться с ней, но знакомство это еще далеко не полное". Справедливо подмечено Ры-качевым - именно благодаря "Морскому сборнику". К глубокому моему огорчению, я не мог более подробно рассказать о сотрудничестве с "Морским сборником" В.И.Даля, Г.П.Данилевского, С.В.Максимова, А.А.Потехина, Б.В.Яновского, знаменитого хирурга Н.И.Пирогова, морского врача А.В.Вышеславцева, очерки и ученые статьи которых служили превосходным образцом литературы и заняли почетное место в истории периодической печати, в истории русской публицистики. Примеры прошлого должны служить нам назиданием. И сегодня, когда наш флот, вступив в свое четвертое столетие, переживает трудности и материальные, и духовные, подобная поддержка военных моряков современными мастерами слова, как это делалось тогда на страницах "Морского сборника", вплотную приблизившегося к своему полуторавековому юбилею, была бы, на мой взгляд, очень кстати.
|
Эта карточка не связана с другими карточками.
|